Суд над Бхагавад-гитой / Attempt to ban Bhagavad-gita

Как научный атеист стал диаконом
Патриарх Алексий II позволял ему спорить с собой.
А с ним самим кто только не спорил: от буддистов до староверов.
Ректор МГУ Садовничий вручил ему медаль “Почетный выпускник МГУ”,
а рериховцы заранее шлют в ректораты и прокуратуры письма с требованиями запретить его лекции.
Рокеры Юрий Шевчук и Константин Кинчев называют его другом.
Кто же он, человек в “спецодежде” церковника, но не священник, самый молодой персонаж словаря “Философы России XIX–XX столетий”, ставший и самым молодым (в 35 лет) профессором богословия в истории России?
Диакон храма Архангела Михаила в Тропарево;
Профессор Московской Духовной Академии; старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ;
Родился в Москве на Сретенье 1963 года (15 февраля). В 16 лет поступил в МГУ;
В 1984 г. окончил философский факультет МГУ по кафедре истории и теории научного атеизма, поступил в аспирантуру Института философии АН СССР;
В 1985 г. перешел на работу в Московскую Духовную Академию. В 1988 г. окончил Московскую Духовную семинарию, после чего учился в Бухарестском Богословском институте.
С 1990 по 1993 г. по возвращении из Румынии работал референтом Патриарха Московского и всея Руси Алексия.
В 1992 г. окончил Московскую Духовную Академию.
В 1993-1996 гг. декан философско-богословского факультета Российского Православного Университета св. Иоанна Богослова.
С 1997 года – профессор Свято-Тихоновского Православного Богословского Института. С осеннего семестра 2004 года основное место работы – МДА (чтение лекций в Свято-Тихоновском институте (ныне Университете) при этом продолжается).
В 1994 г. в Институте философии РАН защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук.
В 1995 г. защитил кандидатскую диссертацию по богословию в Московской Духовной Академии.
В 1996 г. Патриархом Алексием по представлению ученого совета РПУ присвоено ученое звание профессора богословия.
Решением Синода от 12 марта 2002 года включен в состав редколлегии сборника “Богословские труды”.
Решением Синода от 24 декабря 2004 года включен в состав Синодальной Богословской комиссии.
15 февраля 2003 года Патриархом Алексием награжден орденом преп. Сергия Радонежского 3-й степени.


Так кто же Вы, господин Кураев?

Прежде всего — православный христианин. Затем — диакон (служу в храме Иоанна Предтечи на Красной Пресне). Богословом назвать себя не дерзну, но церковным журналистом — можно.

Значит, до Бога дошли?

Дойти невозможно. Но можно приблизиться…

Что для этого нужно? На собственном примере, пожалуйста.

Мой путь шел через поиск смысла. Как пел в 80-х один рок-музыкант (ныне священник в Макеевке), “если меня разложить на молекулы — что ж, стану молекулой. А если меня разложить на атомы — что ж, стану атомом. Скучно”. Вот это ощущение скуки как последнего предела мироздания и было для меня толчком к вере. Ну не может же скука быть последней истиной!

Стало обидно?

Захотелось добраться до истины.

Как же Вы добирались?

Сейчас, по прошествии двадцати лет, кажется, что все было очень просто...

Лет пять назад я был в монастыре у кришнаитов. Здесь, в Подмосковье, у них российский центр. И выяснил очень интересную вещь. Оказывается, в истории индийской философии был диспут, очень похожий на тот, что ведется в христианском мире между протестантами, православными и католиками. У католиков считают, что ты своими заслугами должен заработать себе спасение. Протестантские полемисты говорят: “Нет, ты только уверуй, Господь тебя Сам спасет. Тебе не надо никаких заслуг, добрых дел”. Православие — это путь такой “царской середины”, сотрудничества Бога и человека.

Так вот, у кришнаитов есть две школы, одна из которых близка православным, а вторая — протестантам. Одна из них зовется “школа обезьянки” вторая — “школа котенка”. Первая говорит, что детеныш обезьяны цепляется за мать, а она его сама переносит с ветки на ветку. От малыша требуется лишь держаться и не мешать. “Школа котенка” говорит: “Смотрите, как кошка несет в зубах малыша, котенок же вовсе ничего не делает”. Так и Господь спасет человека, который в этом никакого участия не принимает. Мое Крещение я могу объяснить только с позиции “школы котенка”.

Можно, конечно, долго рассказывать, как из полного неверия, из семьи, где не было православной традиции, с кафедры атеизма я пришел в семинарию. И при этом буду употреблять местоимения “я”, “мне”. На самом же деле это было чудо. Не я пришел в Церковь, а Господь “взял за шкирку”, вытащил и протащил, как я этому ни сопротивлялся. Чудо — любое проявление Божией воли. И именно потому, что это — чудо, оно не подлежит дальнейшему анализу. Это нельзя дальше расчленять. Здесь можно просто замереть... Чудо есть чудо, и чудо есть Бог.

Если же искать человеческих сдвижек, то тут очень много ниточек сходились в один узел.

В моем обращении к Церкви многое значило детское увлечение фантастикой. Это я потом понял, что на философском языке фантастика — это привитие человеку навыков феноменологического мышления. Феноменология интересуется смыслом, а не правдой. Дело не в том, так “на самом деле” или нет. Феноменолог анализирует текст, изначально воздержавшись от суждения о его “истинности”. Важна внутренняя логика сюжета, перекличка смыслов. Если ты принял некоторые условия фантастического романа — дальше ты следуешь этим правилам игры. Вот и встретившись с миром религии, поначалу именно так, феноменологически, я к нему и относился. Для атеистически воспитанного человека нельзя было сразу поставить вопрос: “Правда это или нет, воскрес Христос или не воскрес?”. Но прежде чем сказать для себя “да”, он может попробовать понять: если “да”, то… То есть начать понимать внутреннюю логику Православия. А однажды воля говорит разуму (именно так: не уму, а воле дано решать — что есть, а чего нет): “Все, я хочу жить именно в таком мире, где есть вот это, я хочу, чтобы это было всерьез”. Игра кончается, начинается жизнь.

Первыми религиозными авторами, которых я читал, были Франк и Шестов. Первое знакомство с ними оставило меня равнодушным. Я просто не понимал, о чем они пишут. Их рассуждения о Боге, о Христе казались мне слишком далекими. Но все же нечто позитивное из первого знакомства с ними я вынес. Они показали мне, что можно быть христианином и при этом человеком ХХ века. Затем отец Сергий Булгаков вполне убедил меня: мир духовной жизни — это такой мир, о котором нельзя судить снаружи.

На третьем курсе МГУ я всерьез заболел Достоевским. Книга, которая по-настоящему перепахала меня,— это “Братья Карамазовы”. Я действительно болел ею. Две недели, пока читал, ничего кроме этого в голове не было.

Кроме того, оказавшись на кафедре научного атеизма, я в учебном порядке должен был заниматься религиозными вопросами, читать литературу — прежде всего, конечно, атеистическую,— но попадался и самиздат. Доводилось брать книжки у знакомых, да и на кафедре библиотека была достаточно приличная. Атеистический стиль работы, с которым я встретился, вызывал неприятие и тем самым во многом помог мне определиться.

http://kuraev.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=7&Itemid=1